|
Наверное, «Городок» следует отнести к программам долгожителям. Но, при этом долгожитель имеет прекрасную форму. Собственно, содержание тоже достойное. Не смотря на то, что программа сеточная, натурально, поточное производство, но ширпотребом ее никак не назовешь. Есть с чем сравнивать, и только в пользу «Городка».
Секрета долгожительства, конечно, никто не откроет. Он сугубо индивидуален. Можно догадываться. Для этого стоит пообщаться с отцами-основателями. Это уже отдельное удовольствие.
У Юрия Стоянова и Ильи Олейникова очень плотный рабочий график. Застать их в «синхронном исполнении», на одной территории, в одно время можно, но в эти периоды они заняты «Городком». Встречались, соответственно, порознь.
Юрий Николаевич Стоянов
Корр.: - Когда Вы заработали свои первые творческие деньги?
Стоянов: - Первые творческие деньги начал зарабатывать довольно рано. С 1978 года работал в БДТ, а через год начал зарабатывать деньги на стороне. Халтура – это не то где ты работаешь, а то, как ты работаешь. Обычная творческая работа. В отношении такого рода «халтуры» есть доля театрального снобизма: «Театр – это святое. Все что вне театра, это недостойная халтура». Еще в те времена, когда работал в БДТ, я познакомился с Ильей, он как то уезжал подрабатывать. «Халтурить едешь?» «Это для тебя халтура, а для меня работа». При всем трепетном отношении к месту, где священнодействуют, святым духом сыт не будешь. Приходилось подрабатывать. Единственное что я умел делать - прилично играть на гитаре, петь песенки. Были еще в репертуаре пародии. Обычно актеры в концертных выступлениях показывают театральные номера: драматургические отрывки, инсценированные рассказы. В эстрадном варианте это часто выглядит скучным. И весьма кстати разбавить выступления музыкальными номерами. В «Ленконцерте» было два отдела: «Речевой» и «Детский». Благодаря людям, которые там работали, мне удавалось сохранять внешний вид достойный артиста БДТ. Аббревиатура красивая – БДТ, чести много, но на материальном уровне ни то ни другое не сказывалось. Если в театре я зарабатывал 120-130 рублей «грязными», - это семьдесят восьмой – восьмидесятый годы, - то от 80 до 180 дополнительных, можно было заработать в «Ленконцерте». Это был, при приложении определенных усилий – постоянный доход. А еще, в Советские годы была такая потрясающая организация «Общество книголюбов». Она распространяла дефицитные книжки по талонам. Тогда все было по талонам. Но так удивительно была устроена страна, что при тотальном дефиците, талоны на книги зачастую предпочитали талонам на колбасу.
Корр.: - Ностальгия?
Стоянов: - Нет. Констатирую факт. Ностальгировать по унизительному образу жизни может только сумасшедший.
Корр.: - Случалось сожалеть о не сложившихся творческих отношениях с БДТ?
Стоянов: - Такой расхожий вопрос. Мне кажется, я сам не знаю на него ответа, а исхожу из контекста ответов всех предыдущих интервью. Есть жизнь, которую ты прожил, и жизнь, которую ты сочинил. Последний вариант носит медийный характер: публичные ответы, размышления на тему. А реальная жизнь… Время поэтизирует факты. Это было время моей молодости. Я априорно не могу говорить о нем плохо. Любил, мучался, смешил, вел образ жизни свойственный артистам, с одной только разницей – никогда не напивался. Не очень люблю это дело, хотя по образам созданным в «Городке» может сложиться иное впечатление. Со спиртными напитками я на Вы с детства – могу выпить, но по необходимости. Очень редко по желанию. Подводя черту, относительно заданного вопроса: я не жалею ни о чем. Могу сожалеть об определенных поступках в личной жизни. Было несколько важных шагов в жизни, которых делать не следовало. Относительно театра… Я никогда не был в театре живчиком и плохо знал, где кабинет начальства: никогда не просил ролей. Да и вообще мало посылал в пространство сигналов о своем существовании. Но, все равно, это был прекрасный период. Факт моей биографии. Играл я меньше, чем хотелось, иногда не играл вообще. Но приобрел колоссальный опыт, помогающий мне по сей день. Опыт несоизмеримо больший, чем количество сыгранных ролей, более важный, чем запись в трудовой книжке.
Корр.: - Вы вернулись на сцену после большого перерыва. Я о спектакле «Перезагрузка». Были сложности? Это разовый проект?
Стоянов: - Дважды неверная постановка вопроса: «вернулись» и «большой перерыв». Я не пошел служить в театр, а участвую в одной постановке стационарного театра. «Большой перерыв» - это значило бы, что я ушел из профессии, проработал лет десять монтажером, а потом мне вздумалось вернуться. Театр, шмиатр, кино, шмино – это все полная ерунда. Я максимально востребован в актерской профессии. Для театральных критиков театр – священная корова. В их логике театр – это когда десять зрителей: « - У нас тут свечи горят, а вы приперлись со своим неоном. Нахапались звездности на стороне, медийной популярности на телевидении, и, пришли здесь поискрить. Орать в храме нельзя, только шепотом. Приволокли переполненный зал зрителей, а это ваш зритель, ненастоящий. Не нужны нам ваши вонючие аншлаги». Логика дураков. Главное ведь, чтобы у театра был зритель, без этого он не существует.
Корр: - Есть еще планы связанные с театром, или это на откупе случайности: позовут - пойду?
Стоянов: - Никогда не строю планов. Правда, кто верит в случайность, тот не верит в Бога. С нынешним проектом для меня нет большого шага в жизни. Но, работа была проделана серьезная. Это все непросто. Даже физически. А думать о будущих шагах в этом направлении у меня нет времени. Очень много работы. Я занимаясь только тем, что мне интересно. Могу себе это позволить в неполные пятьдесят. Но, при том не забываю, что у меня есть семья. И в этом смысле, если понадобиться я буду и конъюнктурен. Потому что я несу полную ответственность за этих людей. Они должны вести достойный образ жизни. И я его обеспечиваю. И, надеюсь, буду обеспечивать, пока ноги носят. А в плане работы… Есть иные форматы. Интересно себя попробовать в них. Конечно, есть разница в существовании в «Городке» и в большом кино. Но, все это внутри маленьких поправок входящих в технологию. Здесь многое зависит от режиссера. В хороших руках ты чувствуешь себя комфортно и верно находишь способ существования, выразительные средства.
Корр.: - При таком огромном количестве героев в «Городке», существует опасность попадания в штампы…
Стоянов: - Есть опасность попадания, но она чисто математическая. Теория совпадений. Когда ты сыграл за почти тринадцать лет порядка трех тысяч персонажей, то, конечно, какие герои могут быть похожи. Но история то каждый раз разная. Здесь же характер персонажа зависит не оттого, что постояв утром перед зеркалом, нахожу что такую то рожу я еще не корчил. Другой поход. У меня были хорошие учителя! И еще что то помогает мне в профессии… Что то сверху. Мне всегда и все внутри этой профессии интересно. Для меня это не каторжный труд. Если взять актерскую составляющую всех нагрузок на меня в работе приходящихся, то это самая приятная, а поэтому легкая составляющая. Это доставляет удовольствие - посмотреть на себя со стороны и удивиться тому, что ты вдруг сумел сделать.
Корр.: - Вы не боитесь что «Городок» иссякнет?
Стоянов: - Я просто об этом не думаю. Никогда не стану проверять себя на иссякаемость, или напротив. Есть конкретная передача, сценарии. Есть работа, и я обязан ее делать. Все что мы делаем – это очень серьезное отношение к своему делу, но при этом мы «балуемся», потому что в результате это должно выглядеть легко. Пусть все думают, что это сделано играючи, левой ногой.
Корр.: - Что за история была с неким общественно - православным движение, в связи с сюжетом «про Александра Невского»? Там была оскорбительная формулировка, что, мол, подвиг Невского, показан как «некое действо скотоподобных дебилов»? Она подали заявление в суд.
Стоянов: - Да мало ли кто подает заявления в суд. Ничем это дело не кончилось. Но мне очень понравилась реакция общественности. У нас сайт расплавился. Зритель ведь у «Городка» разный. Есть люди верующие. Но, были в основном мнения, однозначно осудившие нападки на программу. В обществе назревала тема эдакой легкой охоты на ведьм, и все это на национальной и религиозной почве. Настроение витает, витает. Контекст нехороший. И вот человеку пригрезилось, что это тот случай, когда пришло время охотится на «Городок». Люди ведь хорошо чувствуют что есть юмор и Юмор. Юмор – это свойство ума. У нас Александр Невский с чувством юмора. И благодаря чувству юмора, он находит очень русское, парадоксальное решение. Русское – это ни числом, а умением. Шуткой, а не заклинаниями, декларациями, лозунгами. Как-то у нас в стране занижают уровень телевизионной аудитории.
Корр.: - Но есть «Городок» и есть «Кривое зеркало»…
Стоянов: - Те, кто смотрит «Кривое Зеркало», это те кого потерял «Городок». Это наша вина. Но мы не можем выходить раз в неделю по два часа. Пострадает качество. Бесспорно, есть те, кто смотрят нас и «Кривое зеркало». Хотя, это не наша целевая аудитория. Но, у нас и так довольно высокий рейтинг. Говорят, что работа на большие рейтинги дают пошлость. Это отчасти так. То, что делаем мы – невозможно поставить на поток. Да это тоже производство, но, по крайней мере, отверточное. Если не штучное (смеется).
Корр.: - В «Городке» случаются шутки на грани фола, но все-таки не сваливающиеся в пошлость. Где эта грань?
Стоянов: - Как «политика – это искусство возможного», так и телевизионный юмор, - юмор «Городка», в частности, - это балансирование на грани пикантного и пошлого. Умение пройти и не упасть – это и есть профессионализм.
Корр.: - Что такое пошлость?
Стоянов: - Ну, это надо далеко уходить. В воспитание, в прочитанные книжки. Наш народ очень много рассуждает о пошлости. Лучше не говорить об этом, а стараться ее избегать. У нас, к сожалению, пошлость – синоним массового. Не думаю, что это верно. Хотя, потакание аудитории очень просто может оказаться пошлостью. Но, здесь не стоит дискутировать о природе пошлости. Можно попытаться объяснить это средствами искусства.
Корр.: - Вы что-то новое открыли для себя нового в отношении того, что называют партнерством, дружбой?
Стоянов: - В дружбе ничего нового. Мы партнеры, выбравшие друг друга сознательно, или по воле неба, Судьбы. Это выгодное партнерство. Выгодное в творческом отношении. А когда все верно складывается в работе, тогда где-то рядом материальная составляющая. В творчестве начинать работу с позиций материальной выгоды – это идти заведомо неправильным путем. Даже в бизнесе не последнюю роль играет творческая составляющая. Это творчество и умение рисковать. Но, не чужими интересами.
Корр.: - Вы рисковый человек?
Стоянов: - Не очень. Я нерешительный. Да еще и патологически ленивый. Как большинство трудоголиков. Постоянная борьба со своей ленью. Я ленивый человек, у которого последние лет двенадцать абсолютно нет свободного времени.
Корр.: - Вы человек жесткий в работе?
Стоянов: - К кому бы то ни было завышенных требований не предъявляю. Я жесткий, прежде всего, в отношении собственной персоны. Бываю излишне крикливым на работе. Нет, могу быть жестким и к окружающим, когда вижу вдруг с их стороны жлобство, профессиональный снобизм и понты.
Корр.: - Слушаю Вас, и получается, вроде, все в жизни гладко, человек уверен в себе, почти абсолютно. Так не бывает.
Стоянов: - Не бывает. Знаю человека, который что ни сделает, обязательно скажет про свою работу: «Это гениально!». Я очень неуверенный в себе человек. Но, я делаю свое дело. Занимаюсь «Городком». Снимаюсь в кино. Посылает мне судьба приглашение от Никиты Михалкова на работу в его новой картине. Сорок дней я снимаюсь. Месяц-два посвящаю театру. Я не был инициатором. Никому не звонил, не просил. Хотя, бывают люди способные позвонить режиссеру: «Совершенно случайно прочитал Ваш сценарий. Если не снимусь в этом фильме, то не переживу». Мне не свойственно себя переоценивать. Но если взялся за дело, то довожу его до конца, никого не подводя. И при этом еще получаю удовольствие от работы.
Илья Львович Олейников
Корр.: - Илья Львович, когда Вы заработали свои первые творческие деньги?
Олейников: - Первые деньги я заработал в 1964 году, в кукольном театре. Меня туда взяли учеником кукловода. Взяли с трудом, поскольку ширма была значительно ниже моего роста. Мне приходилось всячески изголяться, чтобы не было видно головы. В спектакле «Снегурочкина школа» мне досталась роль Барсучка. Что бы скрыть мой рост, придумали специальный пенек. Я надевал его на голову, и когда выходил за ширму сразу сажал Барсучка на пенек, где он и сидел всю свою сцену, минуты три. Получал я сорок рублей в месяц. Первые гастроли были в Молдавию. Суточные составляли восемьдесят копеек. Я жрал один винегрет. Утром съедал два винегрета, в обед четыре, на ужин шесть винегретов. Учеником служил месяца три, но так и не удостоился стать кукловодом.
Корр.: - Спектакль «Мсье Амедей» - это Ваш проект?
Олейников: - Да, я сделал в прошлом году. Я написал туда музыку. У меня там главная роль. Играем его раза два в месяц: в Москве и в Ленинграде. Никуда не возим больше, поскольку он дорогой. Помимо меня занято еще восемь актеров. Проходит спектакль с большим успехом. Наш режиссер – Наташа Леонова, очаровательная женщина, бывшая актриса. Очень нервная. Она очень крепкий театральный режиссер, знает, чего хочет от актеров.
Корр.: -Есть мнение, что Юрий Стоянов – жуткий деспот.
Олейников: - Но не по отношению ко мне. У нас с ним абсолютной паритет. Он же понимает, что если он наорет на меня, то я наору на него. А в творческой группе должна быть дисциплина. Он режиссер, и знает чего добиваться. Он должен быть деспотом. Но, цель оправдывает средства, поскольку результат хорош. Я редко вмешиваюсь в процесс, поскольку внутри этой передачи абсолютно доверяю ему.
Корр.: - Что за история приключилась у «Городка» с православно – общественным движением?
Олейников: - Очередная дурость. Два дня на стороне стоял жуткий шухер. Журналисты чем занимаются? Они ищут информационный повод. А в тот день ничего не взорвали, Дума не приняла очередной дебильный закон. И, вдруг, повод появляется: человек, который думает, что является выразителем чаяний православных верующих, находит возможность заявить о своем существовании. Находит в программе «Городок». Настоящие религиозные деятели, которых я уважаю, сказали, что «благодаря» подобным деятелям, некоторые люди рассматривают православие чуть ли не как ваххабитское движение в христианском мире.
Корр.: - Бывает тесно в рамках «Городка»?
Олейников: - Ну, потому что нам бывает тесно, у нас есть проекты помимо «Городка». Юра снимается. Я снимаюсь. В последнее время я активно стал писать музыку. Есть в чем самовыразиться.
Корр.: - Не боитесь, что «Городок» иссякнет?
Олейников: - Так а чего же этого бояться. Он уже тринадцать лет существует. Все равно, он когда-нибудь иссякнет. Хотя есть силы. Мы с Юрой создали плацдарм. Нам будет чем заняться, если передача уйдет. Но, мне кажется, она еще долго будет существовать. Вопрос существования программы не только в нас, но и в авторах.
Корр.: - При таком количестве персонажей в «Городке» есть опасность работать на штампах. Как удается этого избегать?
Олейников: - Если бы мы стали об этом задумываться, точно ничего не получилось бы. Передача снимается прямо «с колес», очень быстро. Как вырисовывается роль? Драматург видит характер, выписывает его, а ты уже дорисовываешь, пока накладываешь грим…
Корр.: - В «Городке» много людей пьющих, причем в разных стадиях алкоголизма. Вы сами пьющий? Со Стояновым выпивали?
Олейников: - Раньше выпивали. Но сейчас я совершено не пьющий, а Юра выпивает чрезвычайно редко.
Корр.: - Вы и в спортзал ходите, на тренажеры? Что подвигло?
Олейников: - Не знаю. Но я очень доволен, что стал этим заниматься. Стал себя гораздо лучше чувствовать. Майки стал одевать. Не висят окорока по бокам, гнилые ручки. Дома есть фотография трехлетней давности. Я там в шортах и маечке. Это просто стыдоба. Фотография висит, как немой укор. Когда смотрю на нее, думаю: «- Боже, вот в такой физической форме я прожил практически всю свою жизнь» (смеется).
Корр.: - В каких новых проектах Вы сейчас работаете?
Олейников: - Снялся в фильме «Испанский вояж». К нему и музыку написал. По моему, его будут показывать на Новый год по Первому каналу. В сериале «Ленька Пантелеев» снялся у Ясана. Такой роли у меня еще не было. Своеобразный Харон, перевозчик умерших. Его бояться в тюрьме, потому что если тюремщик пришел, значит, кого-то уведет на расстрел. Он получает от этого своеобразное удовольствие. За большие деньги устраивает побег Пантелееву. Побег не удается. Тюремщика расстреливают. Симпатичный сценарий. В июне начинаю сниматься в комический детективе. Там я играю бывшего вора-карманника, ставшего бизнесменом. У него свой ресторанчик. Через неделю начинаю сниматься в ситкоме. У американцев сериал назывался «Квартира». История двух супругов сдающих квартиру двум девочкам и мальчику. Длинная история. Пятьдесят серий. Играю мужа.
Корр.: - А как Вы относитесь к сериалам? Сами смотрите?
Олейников: - Я сериалы терпеть не могу. Например, «Прекрасной няни» не смотрел ни одной серии, но очень удивился рейтингу сериала, учитывая, что идет он на СТС. Я подумал, что стоит попробовать себя. Но сериал дурной. Мысли никакой, в принципе.
Корр.: - Высокое искусство
Олейников: - Да. Для человека уставшего на работе и рухнувшего дама на диван перед телевизором. Но, повторю, мне интересно попробовать себя в протяженном пространстве. И потом, у меня лето свободно. Мне постоянно надо чем-то заниматься. Иначе, очень тяжело.
Корр.: - За огромный срок существования со Стояновым бок о бок, Вы открыли для себя что-то новое в отношении партнерства, дружбы?
Олейников: - Все таки мы скорее не друзья, а очень хорошие партнеры. Но вне работы мы абсолютно разные люди. У каждого свой круг общения. Но это замечательно. Не понимаю, как живут цирковые семьи: на арене вместе, в гримерке рядом, на гастролях бок о бок. В обычной семье муж на своей работе, жена на своей. И потом, у мужа случаются командировки, что тоже крайне важно. Если бы мы с Юрой еще и в жизни постоянно общались, мы бы с ума сошли друг от друга.
|
|
